В Москве я живу 12 лет. Я всегда любила этот город, еще с детства, когда рассматривала его на туристических открытках, привезенных взрослыми. В моей школе учились дети разных национальностей: русские, грузины, евреи, украинцы, армяне, азербайджанцы, чеченцы, осетины, корейцы. Были у нас мальчик-лезгин и мальчик-мордвин, и о том, какова их этническая принадлежность, мы узнали только к концу обучения – из их собственных рассказов. Просто нам всем это было не важно. Потом мы разъехались по большой стране, и всюду чувствовали себя дома, на родине. Польский еврей уехал в Белгород, кореец в Москву, осетинка в Петербург, две русские подруги – в Сочи и в Ставрополь, чеченка вышла замуж в Грозный, мы иногда встречались, и я видела – мои друзья были счастливы.
Подруге-чеченке первой пришлось испытать на себе последствия распада империи. После второй войны в Чечне я не могу ее найти уже много лет – ее родители тоже покинули родной город. Друг-кореец, прекрасный артист, подававший в начале своего приезда в Москву большие надежды и уже игравший роли, не может себя реализовать – в какой-то момент ему сказали: «Мы можем предложить тебе только роль бандита-мафиози, сам понимаешь, с твоей внешностью…» А он красивый парень. Просто не такой, как все.
Есть у меня в Москве еще друзья – они появились позже, но это люди, которыми я очень дорожу. Это прекрасные русские, образованные и интеллигентные; искрящая юмором осетинка; серьезный, вдумчивый чеченец; открытая и добрая еврейка с татарскими корнями. Они живут здесь много лет, чувствуют себя русскими – потому что русский в их понимании это живущий в России. Не укоренился в их сознании термин «россияне», кажется он каким-то искусственным. Когда они приезжают за границу, их в отелях и на форумах называют «русскими». Вот и они сами себя называют русскими осетинами, русскими чеченцами, русскими евреями.
При наших всегда оживленных встречах мы обсуждаем историю и будущее России, нашей страны. Мы никогда не хотели отсюда уехать.
Все это изменилось в последний год, после Манежной площади.
Мы никогда не оправдывали преступников. Мы всегда считали, что человек, совершивший преступление, должен быть наказан. Независимо от его национальности или материального состояния. И в истории, предшествовавшей восстанию на Манежной площади, виноваты были не какие-то этносы, а коррумпированная власть, создавшая систему, при которой деньги решают все. И еще виноваты в этом были политические силы, которые так задолго начали готовиться к выборам. Манежная площадь катализировала процессы распада. Она стала символом новой страны, которая нас пугает.
С тех пор мой друг-чеченец не спускается в метро. Подруга осетинка с маленькими детьми в выходные и праздничные дни не выезжает в центр, в места массового скопления людей. Друг-татарин, работающий на телевидении, иногда говорит, что его могут принять за гастарбайтера, так что он тоже иногда чувствует себя во враждебной среде. Они живут в России, но она для них уже не такая безопасная, как когда-то. Они сами выстроили для себя некие правила безопасности, соблюдая которые им легче жить. Просто спокойнее.
Поэтому я давно не зову свою подругу-осетинку на Масленицу в центр города – я знаю, что она очень любит этот праздник, и ей тяжело будет мне отказать. И чтобы встретиться с друзьями, я уже не предлагаю им кафе, мы видимся у кого-то из нас дома. На всякий случай. Им так спокойнее. Некоторое время меня это страшно злило. Почему они должны бояться за собственную безопасность в своей стране? А потом друг-чеченец сказал мне вот что.
«Я уже не знаю, моя ли это страна. Меня здесь считают чужим. Если где-то я говорю, что чеченец, услышавшие это посторонние люди настороженно оглядываются. Я не имею никакого отношения к Рамзану Кадырову, я уехал из Чечни много лет назад и там у меня никого не осталось. Но я все время читаю статьи и слушаю радио, где говорят, что чеченцы объедают Россию, что чеченцев надо отделить и что эти чеченцы всех достали своим вызывающим поведением. Я учился в Москве, потом в Европе, у меня старая дешевая машина, я получил права, честно сдав экзамен, и никогда не даю взятки, а плачу штрафы, я не танцую лезгинку среди ночи и, хоть очень люблю этот танец, не считаю его исполнение ночью правильным, потому что любой человек должен уважать правила общежития, каким и является наша Земля; я мусульманин, и я уважаю всех людей, независимо от их вероисповедания. Я поздравляю друзей с большими православными и иудейскими праздниками, и ты это знаешь. Я уважаю тебя, потому что ты христианка, и я всегда помню тот день, когда ты пришла к нам в гости, и моя жена предложили тебе обед, а ты деликатно отказалась, и жена сначала обиделась, а ты это поняла и объяснила ей, что у тебя пост. Тогда моя жена обрадовалась и принесла тебе салат из моркови и яблок на огромной тарелке, и ты пошутила, что чувствуешь себя зайцем, и все засмеялись, даже дети.
Я уважаю моих друзей за то, что они честные люди. За то, что они собирают вещи и книги для детских домов и всегда дают милостыню нищим бабушкам на улице. Я знаю, что так должен вести себя любой верующий человек. И мне нравится, что среди моих друзей есть неверующие, но они тоже так себя ведут. Для меня они все праведники, я знаю, что рано или поздно они придут к Богу. И я благодарен Ему за то, что он дал мне таких друзей.
Я жил в Европе, но я не чувствовал себя дома. Но теперь и здесь я не дома. У меня чувство, как будто почва уходит из-под ног. Жена часто плачет, когда я ухожу на работу. У нее всегда плохие предчувствия. Она много смотрит телевизор, надо запретить, но я ее жалею – она не работает, с детьми трудно весь день быть дома. Она все время говорит о том, что надо уехать из России. Хотя бы на время. Я тоже часто об этом думаю. Я понимаю, что не хочу, чтобы мои дети росли в условиях, когда по радио говорят о том, что ислам опасен и разрушителен, а чеченцев называют бандитами и отморозками. Наверное, мы уедем, возможно, в Турцию, там живут мои знакомые, они помогут. Но ты не представляешь, как я не хочу уезжать. Я европейский человек, по ментальности и убеждениям. Я понимаю, что там мне будет трудно. Но там хотя бы мои дети будут в безопасности».
Это монолог я составила из одного нашего недавнего разговора, мы сидели у меня на кухне, пили чай и спорили. Я убеждала друзей, что уезжать не нужно. Но в итоге я сдалась. Я поняла, что у меня нет права их удерживать. Я не могу обеспечить безопасность ни им, ни себе.
Мы говорили о том, что распад советской империи может закончиться и распадом России, и если русские станут только этнически русскими, России больше не будет. Ведь русские всегда были объединяющим страну этносом. В этом всегда была особая миссия русских. Это влияло на русскую идентичность. Радикальный национализм эту идентичность разрушает. Если этот разлом закончится распадом, останется маленькая Россия с Москвой и десятком губерний, а рядом вырастут новые государства: Кавказ, Татарстан, Сибирь, Дальний Восток. И это страшно, потому что никогда такие распады не бывали мирными. Сегодня все чаще эксперты говорят о том, что если не появится какая-то объединяющая все российские народы идея, нас ждет распад, гражданская война и страшные жертвы. Но как недавно заметил один знакомый профессор, сегодня в России может быть только одна объединяющая всех идея – «великая освободительная», и до тех пор, пока она не появится, все попытки представить этнический фактор менее важным, чем гражданственный, будут несостоятельными.
После одной из наших дискуссий подруга-осетинка, всегда жизнерадостная, прислала мне письмо, в котором сообщила, что собирается с мужем уехать в Канаду. Она могла сказать мне это при встрече или по телефону, но она знала, какой будет моя первая реакция. И поэтому она написала письмо. Она сказала, что едет в поисках не лучшей жизни, а безопасности. «Я все люблю в Москве. Холодную осень и купола церквей, которые вижу на каждом шагу, булочную за домом, от которой каждое утро пахнет так, что хочется жить. Детские праздники в книжных клубах. Чехова в театре. Вечера, когда дети спят, а я смотрю из окна на поздних прохожих, и мне так хорошо от мысли, что я причастна к этому великому городу.
Я не хочу уезжать. Я внушаю себе, что поддаюсь массовой истерике в интернете. В последнее время я не смотрю телевизор, потому что мне тяжело, я вижу, что врут, и особенно хорошо это видно, когда есть выход в интернет. Я ограничила себе и интернет – час в день. Стала много читать. Книги помогают уйти от реальности. Они показывают, что мир шире моих переживаний. Я читаю о Голландии и Пакистане, я вижу, что люди, живущие в Афганистане, переживают большие трудности, чем я. Это стыдно признавать, но меня это успокаивает. Но потом я выхожу на улицу и слышу рассказы соседок, гуляющих с детьми, о том, что какого-то родственника нашей соседки-армянки избили на улице, потому что он «черный». Я прихожу домой, смотрю на себя в зеркало и понимаю, что я тоже «черная». И мои дети, красивые, замечательные девочки, они тоже «черные». И я думаю о том будущем, которое их ждет, если мы не уедем. У меня уже нет надежды на то, что придет какой-то политик, который остановит этот распад, который все изменит».
Для меня это письмо – трагедия. Я не смогла на него даже ответить. Я попытаюсь ответить на него здесь. Дорогие мои, прекрасные, умные, добрые. Я не могу заставить вас изменить свое решение. Я не могу даже убедить вас даже в том, что через год или два ситуация в России будет хотя бы такой же, как сегодня, а не хуже. Но, может быть, мы рано сдаемся? Может быть, нам еще нужно побороться за нашу страну, за нас в этой стране? Моя русская подруга, политолог, убеждена, что нельзя позволить выдавить нас отсюда. Что, уехав, мы облегчим задачу тем, кто хочет разрушать и на обломках старого мира строить новый – наши деды уже проходили это, и мы до сих пор расплачиваемся за ту стройку века. Если вы уедете – вы признаете, что те, кто сегодня кричит «Россия – для русских», те, кто с этим лозунгом идет в Госдуму, те, кто использовал для своих целей подростков на Манежной площади, а потом гнал их туда снова и снова, подставляя под дубинки ОМОНА, – вы признаете, что они правы. Что эта страна принадлежит только им. Но это не так. Россия принадлежит нам всем. Бурятам и дагестанцам, русским и мордвинам, сибирякам и татара. Мы все, независимо от национальности, в ней росли, учились, читали книги, написанные ее великими писателями, мы слушали ее музыку, мы учились ее любить с рождения, наши отцы и деды за нее умирали, – и эту любовь испытывают уже наши дети, они тоже русские, не в этническом смысле, а в ментальном, и это никто не может изменить.
Ольга Алленова, специальный корреспондент издательского дома «Коммерсант»
Купля - продажа, дарение или наследование домовладения или земли требует, чтобы было проведено межевание земельных участков, а также для оформления в собственность земельного участка !!!
Желающим обращаться по телефону: 8 (963) 989-06-06
В Москве я живу 12 лет. Я всегда любила этот город, еще с детства, когда рассматривала его на туристических открытках, привезенных взрослыми. В моей школе учились дети разных национальностей: русские, грузины, евреи, украинцы, армяне, азербайджанцы, чеченцы, осетины, корейцы. Были у нас мальчик-лезгин и мальчик-мордвин, и о том, какова их этническая принадлежность, мы узнали только к концу обучения – из их собственных рассказов. Просто нам всем это было не важно.